Вдоль ограды по Фонтанке
в тапках войлочных бредет
обезумевший от пьянки
петербургский обормот.
Раньше был красив и нужен
и народу, и жене,
и побрит, и отутюжен
бывший старший инженер.
Он с приятелем Абрамом
без похмелки умирал
и лечился тетурамом,
эспераль в живот вшивал.
Но денечки наступали -
начинал опять с пивка.
Вот и водочка в бокале,
и опять дрожит рука.
По расколотым стаканам
разливал одеколон
и с приятелем Иваном
просыпался у колонн,
у Казанского собора
или на Пороховых,
и в общественной уборной
похмелялся на троих.
А милиция встречала
с безразличием его.
Пил он много, ел он мало
и не трогал никого.
Думал он всегда о зелье
и в упор не видел баб,
и, скукожившись с похмелья,
умер друг его - прораб.
Он ходил по воскресеньям
к неудавшейся родне,
где его в убогих сенях
били шваброй по спине.
Он сынишке и дочурке
мокрым глазиком моргал,
брал из пепельниц окурки
и пятерку вымогал.
Но показывала кукиш
ему бывшая жена.
А на кукиш ты не купишь
ни закуски, ни вина.
А дочурка и сынишка
с безразличием лица,
ухватившись за штанишки,
убегали от отца.
Так и жизнь его пропала
из-за вин недорогих.
Счастья в жизни знал он мало.
Но не менее других.
И идет он по Фонтанке,
бывший старший инженер,
бесполезный из-за пьянки
и народу, и жене.
Он идет, заливши око,
и бормочет, как сквозь сон,
то ли Фета, то ли Блока,
то ли так - икает он.
1975
А. Дольский