Мне первые стихи пропела мать.
И так была прекрасна песня эта,
как будто сочинилась без поэта,
Природа снизошла порифмовать.
И, уяснив предназначенье слова,
решил я, что поэт поэту брат,
и музыку искал во всех подряд,
не замечая мелкого и злого.
Имея добрый и веселый нрав,
с наивностью мальчишки из Эллады,
я посвящал им песни и баллады,
но, к сожаленью, был тогда не прав.
Я ждал лишь пониманья, не похвал,
но оставляли в моем сердце меты
ревнивые богатые поэты,
которых я когда-то воспевал.
Со злобой осуждали мой язык,
сознательно не вникнув в суть предмета
народу не известные поэты,
издавшие по два десятка книг.
И с высоты чинов и привилегий
сердились едко, публику браня,
людей , без злости слушавших меня,
мои непобедимые коллеги.
не понимая, что десятки лет,
когда бывает радостно и больно,
поются эти песни добровольно,
а люди и не знают, кто поэт.
Я выхожу и вижу тихий зал,
не публика - сердца, умы и судьбы,
немилосердные ревнители и судьи,
с которыми я жизнь свою связал.
Вручаю вам друзья, судьбу мою.
Я верю вам, и вы мне тоже верьте,
я напечатан буду после смерти,
и потому сегодня я пою.
А. Дольский
