Здравствуйте!
Здравствуйте долго, пожалуйста )
Вы помните - Волгоград, давно... Какие-то ваши непонятные гастроли...
По-моему, это была осень. Вам выпало выступать в Доме офицеров. Почти напротив Дома Павлова, сохранившегося с войны растерзанного остова здания, памятником нашим отцам и дедам... Нет, конечно вам не дали большой зал. Ну, еще бы! Какую-то клетушку, типо малого конференц, где-то слева, как войдешь ) И было душно и неуютно. Пришедшие сидели на расставленных "клубных" стульях - образчиках совково-визитного стиля.
Я тогда опоздал. Сознательно. Не люблю толпу. А в особенности, не люблю вампирчиков, жаждущих "приобщиться". О, да... И я не пошел в зал. Я стоял в дверях и слушал ваш голос. Я был пианистом. Местного масштаба. И еще у меня было должность - не-то председатель, не-то заместитель Клуба студенческой молодежи, куда входили все вузы города. И не только вузы... Нет-нет, я не состоял в номенклатуре: должность эту я назначил себе сам. И мы делали шоу, спектакли, собрания и диспуты, а студенты топали вслед за нами с новыми и новыми предложениями, или просто так... А еще за нами топали Администрация города, никак не умевшая назначить нам какой-либо статус, и - конечно же - гэбэшка, куда ж без нее... Они потом попытались испортить мне жизнь серьезно... Но я оказался талантливей их в этом смысле ))
Я стоял, и слушал ваш голос. Незадолго до этого в магазинах появились ваши пластинки. Я купил одну - так, из любопытства. Послушал... "Вошел он в комнату ко мне, и сел к роялю..." - и все. Я потерялся, исчез. Я парил где-то между звуком вашего голоса, смыслом слов и мерцанием гитары. И снова, и снова, и без конца. " К нам будут приезжать они, кто с кошкой, кто с собакой, жить, не подсчитывая дни, и уезжая - плакать..." Мои долгие ночи у окна вместе с Сонатой Листа, или его 13-ой рапсодией соединились с потоком звуков пластинки, так, будто я всегда слышал эти слова, эту музыку, этот голос... И вот теперь я пришел, чтобы услышать не с платсинки. И я боялся. И я знал, что все равно ничего не изменится. Не сможет. Потому что это давно и навечно во мне.
Я увидел усталого человека, пытавшегося приподнять снулую аудиторию, повести за собой, заставить взлететь... Не смешно. Вы выскочили на короткий перерыв, и я подошел к вам, и спросил, не голодны ли вы. Ну, я просто знал уже, что такое гастроли. Вы сначал растерялись слегка, но потом признались, что вообще-то да, как бы, немного, было бы неплохо... Я не помню, что именно говорил вам, что именно вы говорили, но когда вы вернулись в зальчик, я поехал за едой. Я привез ее в Дом офицеров, взял у вахтерши ключи от комнаты, где вы побросали свои, ненужные на выступлении, вещи. Когда, наконец, вы вырвались из окруживших вас безумно раскрытых ртов - никогда не замечали, что многие слушают ртами, ни уши, ни, тем более, сердца им для этого не нужны, не резонируют? - мы пошли в эту комнату. Нужно было торопиться, потому что вам предстояло сразу же отправляться в Волжский, город-спутник Волгограда, и там снова заполнять пустующие души.
Был уже достаточно поздний вечер. Я сказал вам, что меня поразило, как точно вы смогли проникнуть в ощущения пианистического исполнения (боже, что за пассаж). И точно это выразить. Жуя не-то какие-то пирожки, не-то еще что-то, вы рассказывали, что у вас есть целый сборник стихов о творчестве как таковом. Да-да, именно сборник, книжка! Я к стихам относился как к божеству. Я стоял, пытаясь представить эту книжку, и то, что в ней. С тупым лицом, я думаю. А вы продолжали говорить, рассказывать, размахивая куском еды, зажатым в руке... Раздался стук в дверь, она приоткрылась, и стали видны представители местных монументов. Они пришли засвидетельствовать свое почтение, это была их обязанность. От увиденного высокосветская губа стоявшей впереди сановной кучки женщины в недоумении отвисла. Вы как-то подскочили к двери, бросив мне на ходу:
- Сейчас, это эти пришли!
- У вас что, совещание? - с невыразимой интонацией произнесла сановная.
- Да-да, у нас совещание! - быстро ответили вы.
- Аа... Так ведь...
- Мы закончим буквально через минуту! - заверили вы ее, и закрыли дверь даже, кажется, слегка отпихнув всю эту административную массу.
-Ох, не люблю я их!- скорчив гримасу, произнесли вы. - Я собираюсь писать новый альбом по этим стихам. Даже уже есть кое-что готовое! - мы продолжали говорить, говорить, и это было как вода из плохо закрученного крана: то останавливалась, то рывками снова вырывалась наружу, и никак не замолкала...
Потом мы поехали в Волжский. Или вы передумали, и заявили "этим", что никуда не поедете, и мы поехали ко мне. Или мы вообще никуда не поехали. Я не помню. Это было не важно. Вы давали свой телефон, вы говорили, чтобы я приехал, и взял этот сборник, мы говорили много и без конца - но это как дыхание, без которого не жить... Я не помню, как мы расстались. Наверное, потому, что я никогда не расставался с вами ) А потом через 15 примерно лет была перестройка, Москва, площадь Дзержинского, и кто-то сказал мне, что у памятника, прямо на траве, сидит Дольский с гитарой и поет свои песни. Моя квратира была в дух шагах от этой площади, на Кривоколенном переулке. Я побежал туда - но у памятника никого не было. За эти годы я успел перестать быть пианистом, пожил в пещере на Кавказе, бомжевал, бродил по России с хипами, а потом вдруг оказалось, что я живу в Москве, в комуналке в десяти минутах пешком от кремля. И каждый день по нескольку раз я бегал к памятнику, но так и не сумел дождаться вас там.
А потом были 15 лет нелегальной эмиграции в америке, куда я увез свою народившуюся дочку, чтобы она могла вырасти без назойливого участия совкового болотного смрада. И все это время я слышал ваш голос. Напевал про себя. Напевал дочке, вместо колыбельной. А потом появился интернет, Ютуб, и ваши записи там. Боже, как вы постарели, Александр... Как я постарел...
Дочка выросла, и мы вернулись в Москву. Не живем, плаваем на облаке. Страшно спускаться на землю. И ввысь не улетишь... Я никогда ничего не сотворил. Вот только дочку )) Зато всегда мог понять творящего. Оценить, почувствовать, последовать. Зачем я все это пишу? Может, вас согреет то, что вас помнят. Что вы нужны. Вы нужны нам, Александр. О, теперь я знаю, каково это - быть старым. И я прошу вас, нет, заклинаю и требую - живите! По крайней мере, вы не имеете права уйти раньше меня. И так уже в России никого не осталось. Вы нужны этой земле. Вы нужны мне, в конце концов. Страшно быть одному )
Александр
